Глава 38

А вот после майских праздников началось. В советской прессе прошла целая волна публикаций обо мне. Причем если статья изначально писалась о турнире «Золотая шайба», то ближе к ее середине автор все равно почему-то сползал на обсуждение меня и моей игры. Обо мне писали «Пионерская правда», «Советский спорт», «Юность», «Смена», «Советская Россия». Может, и еще кто, но я не читал. Кадр же с полуфинального матча, в котором я с окровавленным лицом и слезами на щеках радостно улыбаюсь, попал на обложку журнала «Пионер». Забегая вперед скажу, что этот кадр стал впоследствии одним из символов турнира «Золотая шайба». Его часто размещали на рекламных плакатах.

Конечно, писали не только обо мне. Ребят моих тоже хвалили. Одни названия статей чего стоят: «Выстояли и победили», «Их было тринадцать», «Победители», «В хоккей играют настоящие… мужчины?», «Чертова дюжина». Это то, что про игру и про турнир. А потом пошли публикации уже чисто про меня. Вспомнили все три фильма, в которых я снимался. «Пионерка» напечатала развернутую статью, куда вставила кадры со мной из фильмов и из игры. Несколько раз меня ловили и мучили журналисты. Когда же вспомнили про то, что я мало того, что артист и хоккеист, я еще и писатель… о-о-о, тут пошла третья волна публикаций, а на мою ворованную сказку про Федота в библиотеках начали записываться в очередь.

Летом я в «Артек» съездил. Что тут говорить? «Артек» – это «Артек». Парадная витрина страны. Понравилось, разумеется. Ребята из команды все тоже там были. Иностранцы были (даже негры). А еще я в «Артеке» Мишку Никонова из «Факела» встретил. Это который мне чуть не забил в самом конце. Он, оказывается, тоже отличник, общественник, председатель совета дружины школы. И в «Артек» он уже в третий раз приехал, его третий год подряд путевкой награждают. Поначалу я немного удивлялся этому, так как знал, насколько непросто сейчас попасть в «Артек». А потом я случайно узнал, что у Мишки папа – кандидат в члены Политбюро ЦК, только фамилия у него другая. И сразу же удивляться перестал. Все понятно.

Хотя, может быть, папа и ни при чем. Может, он действительно сам всего добился? Мишка ни разу про папу не упоминал. Я про это узнал от других девчонок. И откуда пронюхали-то? А парочка девчонок из нашего отряда, как про папу узнала, вовсе стала к Мишке активно клеиться и набиваться в друзья. Причем из ночного перешептывания в спальне я понял, что если бы Мишка проявил хоть чуть-чуть настойчивости, девочки пошли бы с ним и дальше дружбы. Намного дальше. Их даже риск вылететь из «Артека» за разврат не останавливал. Сияние папы с олимпа было слишком соблазнительно. Они уже начали охоту за перспективными женихами.

Впрочем, шансов у этих вертихвосток не было, Мишка их просто игнорировал. Он ведь тоже не дурачок, все понимает. А возможно, и папа среди него разъяснительную работу провел. Насчет того, как себя вести с вешающимися ему на шею самочками. И какие впоследствии из них вырастут стервы. Хотя, вообще-то, стервами они уже были. А при виде меня чуть ядом кипящим не плевались, все время мне какие-то гадости подстраивали. То пасту зубную мне ночью в тапочки выдавят, то суп в столовой пересолят, пока я за хлебом хожу, то на пляже, пока я купаюсь, полные карманы песка в платье мое насуют. Вредины, одним словом. Завидовали они мне.

Чему завидовали? Хе, так Мишеньку, билетик их счастливый, угораздило влюбиться. В меня. Тьфу ты, зараза! Как я определил? Так лет-то мне сколько! Заметно это. Все время Мишка норовил поближе ко мне оказаться. А потом случилось нечто ужасное. Той же болезнью, что и Мишка Никонов, заболел еще и Степан Пушкин, вратарь наш. А может, он и раньше болел, только скрывал очень уж умело. Тоже, блин, в меня втрескался. Самое обидное, что ребята-то оба хорошие. Нравятся они мне. Но нравятся именно как товарищи, но ни в коем случае не как парни. Представить себе, как я целуюсь с кем-нибудь из них, я не мог. Вернее, представить мог, но мне это совсем не нравилось. Хорошо еще, что мальчишки, опасаясь конкурента, все время приходили вдвоем. Отказать им пойти с ними погулять я не мог, но так как их было двое, такие прогулки были для меня достаточно безопасными…

– Тук-тук! Можно к вам?

– Мальцева, это к тебе. Ты долго валяться еще будешь?

– Привет, Наташ! А чего ты в кровати? Ты идешь? Мы с Михой готовы уже.

– Ребята, я не пойду сегодня.

– Как это? Почему?

– Заболела я, не могу.

– Заболела? Что с тобой?

– Живот болит. Сегодня не пойду никуда.

– Живот? Так тебе к врачу тогда надо.

– Не надо меня к врачу. Само рассосется.

– Наташ, ты что? С этим не шутят. Вдруг это аппендицит?

– Нет, не аппендицит. Просто отравилась чем-то. Может, руки помыла плохо в столовой.

– Тем более к врачу надо. Раз ты даже встать не можешь, значит, дело серьезное.

– Тьфу! Миша, не надо к врачу. Я себя знаю, у меня так уже было.

– Наташ, да ты не бойся. Лежи, я сам сейчас сбегаю.

– Миха, я с тобой. Наташ, мы мигом.

– Стойте! Стойте!! Да остановитесь вы, ненормальные. Куда подорвались?

– За врачом.

– Не нужно врача.

– Нужно, не спорь.

– Тьфу! Не нужно. Прошло уже все. Само прошло.

– Точно прошло?

– Точно. Уже не болит.

– Тогда пошли. А то мы опоздаем.

– Может, не нужно сегодня?

– Наташ, мы ведь уезжаем послезавтра, смена заканчивается.

– Ну, на будущий год можем сходить. Или еще когда-нибудь.

– Нет, Наташ, не упрямься. Пошли.

– А может, я не хочу?

– Не хочешь? Глупости. Хочешь, конечно. Чтобы девчонка и не хотела идти на танцы – такого быть не может. Или за врачом сходить?

– Тьфу на вас! Вот ведь, докопались. Ладно, отвернитесь, я встаю. Пошли уже на ваши танцы, мучители…

Не удалось мне от танцев откосить в тот раз. Пришлось идти, чтобы не обижать ребят. И ведь не объяснишь им никак, что ни у одного из них нет шансов. Каждый надеется, что я в конце концов выберу его. Весь вечер я по очереди с обоими своими ухажерами танцевал. Им особенно медленные танцы нравились. Причем Никонову они нравились настолько сильно, что он несколько раз случайно (а может, и не случайно) задевал меня во время танца за бедро своими оттопыренными штанами. Отвратительно.

Ненавижу танцы. Вокруг столько красивых девчонок, а мне приходится танцевать с парнем. Обидно, однако. Я тоже хочу с девочкой танцевать…

Глава 39

– Привет, Наташ. Ты чего, опоздала?

– Не опоздала. У меня братья заболели, а папа в субботу должен был на работу обязательно выйти. Заказ срочный. Он только с понедельника больничный взял.

– Заболели? Что с ними?

– Да ничего серьезного. Просто простуда.

– У обоих сразу?

– Конечно. Они ведь близнецы, всегда все вместе делают, одинаково.

– Понятно. А я боялась, что ты заболела, и я опять одна в классе останусь. Предупредила бы хоть.

– Ирка, как? Письмо тебе написать? Я директору по телефону вчера из Москвы звонила, он мне разрешил 1 сентября не выходить на занятия. Тем более это суббота.

– Еще бы не разрешил. Ты теперь мировая знаменитость. Самому Брежневу цветы даришь.

– Ты-то хоть не подкалывай. Вот у меня где эта знаменитость! Достало все. Из дома на улицу проблема выйти. Меня даже в метро узнают.

– Сочувствую. Да чего мы на лестнице-то? Пошли в нашу спальню.

– Пошли. Письма еще дурацкие пишут.

– Да ну? И много пишут? Сколько в неделю писем приходит?

– В неделю? Издеваешься? Да дня не проходит, чтобы пары десятков новых не пришло. Сейчас вроде меньше стало их, а в начале лета бывало, что и больше сотни в день приносили. Почтальонша замучилась. Они еще и в ящик почтовый не лезли, ей приходилось прямо в квартиру мне заносить.

– Что пишут-то?

– Да глупости всякие. Давай дружить, пришли фотографию, давай переписываться. Ну, и так далее. Даже в гости приглашали меня.